Во время визита в Министерство обороны после Олимпийских игр перехватывало дыхание от ощущения какой-то безумной энергетики. В этом в интервью RT призналась известный тренер Светлана Соколовская. По её словам, ради личной встречи с президентом она была бы готова отсидеть любой карантин, как и получившие такую возможность фигуристы. Специалист также рассказала про переход к ней Софьи Самоделкиной из группы Сергея Давыдова, объяснила, почему в системе восприятия окружающей действительности Марка Кондратюка не существует статики, и рассказала, как определяет, подходят ли подопечным их программы.

«В Минобороны даже дышать не могла»: Соколовская — о встрече с Шойгу, переходе Самоделкиной и отсебятине Кондратюка

— Сейчас все российские атлеты столкнулись с самым, пожалуй, непонятным для себя периодом карьеры. А что испытываете в этой ситуации вы как тренер? Задумываетесь о ближайших планах? И есть ли вообще понимание, что делать и куда двигаться?

— Это моя профессия — задумываться. И преодолевать препятствия. Я вообще не имею права не задумываться, особенно после олимпийского сезона. Должны же мы с Марком как-то доказать, что то блестящее выступление в командном турнире не было случайностью? Здесь никакая пандемия, никакие отстранения не имеют значения. Тем более что всех нас с нашей непонятной ситуацией очень хорошо поддержала страна. И морально, и материально. Всю команду.

— Материальные стимулы смягчили ощущение, что у вашего спортсмена до сих пор нет золотой олимпийской медали и непонятно, будет ли она вручена?

— Ну, кто сказал, что смягчили. Просто мы приняли ситуацию, и внутри себя её не разгоняем, потому что она уже случилась. Понятно, что в любой ситуации хочется определённости, но её, к сожалению, у нас нет. Что будет дальше, ни от кого из ребят уже не зависит — они честно сделали в Пекине свою работу, катались один лучше другого. И боролись до последнего.

Четверную подкрутку не следует исполнять по десять раз за тренировку и тем более в состоянии усталости. Об этом в интервью RT…

— Какое из послеолимпийских событий стало для вас наиболее памятным?

— Было очень много всевозможных встреч, и все очень разные. С мэром Москвы Сергеем Собяниным всё было как-то легко и просто, я бы даже сказала, по-домашнему, а вот когда встречались с министром обороны Сергеем Шойгу, у меня прямо мурашки по телу пошли. Я впервые в жизни попала в Минобороны и даже дышать не могла от ощущения какой-то безумной энергетики. Не знаю, как это объяснить. Но Марк тоже это почувствовал. Ему как раз надо было в армию уходить, слышу, бормочет сам себе: «Ой-ой-ой…» Я говорю: «Сынок, ты понял теперь, где вообще мы катаемся? И что такое — клуб ЦСКА?»

— С президентом страны вам пришлось встречаться на расстоянии?

— Да, поскольку тренеры перед той встречей не уходили на изоляцию. Для меня, как для человека, который вырос в России, на Севере, и чувствует себя русским до мозга костей, всё это было как в сказке. Сидела в зале и думала, что ради возможности личной встречи, как это было у ребят, готова была бы любой карантин отсидеть. Это реально стоило того.

— Если говорить о состоянии Кондратюка после Олимпиады, что ощущалось сильнее: эмоциональный спад или заряженность на то, чтобы продолжать кататься?

— Да не было у нас ни подъёма, ни спада. После Игр мы катались, в Пекине на одном льду с Юдзуру Ханю, Нэйтаном Ченом и Сёмой Уно. Потом был Кубок Первого канала, потом, когда объявили, что на чемпионат мира нас не пускают, чередой пошли показательные, где Марк прыгал все свои четверные. Ну а дальше всё как обычно: отпуск, сборы одни, другие. Если бы Марк выиграл Олимпийские игры в личном, возможно, всё происходило бы как-то по-другому. Но в личном он навозил. И сразу встал на свои ноги. Опустился на землю, так сказать.

— Перед Играми вы говорили, что никогда не были на них и не знаете, что это такое. Что ответите сейчас?

— Олимпийские игры — это круто. У меня адреналин постоянно зашкаливает, когда вспоминаю. Мне всё нравилось там, несмотря ни на что. Вообще всё.

— Олимпийский сезон — это ещё и появление Ильи Малинина, который в свои 17 лет исполняет все четверные прыжки, включая аксель. Как считаете, этот фигурист сильно изменит мужское одиночное катание?

— Не думаю об этом. Новые прыжки мы тоже учим, развиваемся. И вращения новые учим. Что намного сложнее четверных, мне кажется.

— Чем же это сложнее? Новыми требованиями?

— Прежде всего удержанием, статикой. Вращение надо удержать, устоять, показать все позиции по правилам. Сашка Самарин — он более дисциплинированный в этом плане, а Марк постоянно шевелится, в его системе восприятия окружающей действительности не существует статики вообще. Поэтому и в программах он иногда выдаёт абсолютную отсебятину. Сегодня сделал два оборота, а завтра у него другое настроение — и он сделает девять. Просто по музыке так ритм поймал. Я что, должна его убить за это?

Желание сделать на тренировке какой-то элемент, который не удался с первого раза, порой превращается в одержимость. Об этом в интервью…

— Вы всегда казались мне тренером, для которого важно, чтобы ученики были счастливы.

— Почему казалась-то? Так и есть.

— Как может чувствовать себя счастливой девочка, которая попадает в пубертат? Я про Софу Самоделкину, которая летом перешла в вашу группу от Сергея Давыдова.

— Ну, как-то выруливаем, хотя это непросто.

— Приход этой спортсменки к вам в группу был неожиданным?

— Я обалдела, если честно. В своё время Самоделкина каталась у моей же ученицы Лилии Биктагировой, то есть я знаю её, что называется, с пелёнок. Но потом у них что-то не сложилось, и я сама рекомендовала родителям девочки пойти к Давыдову. У них очень хороший, на мой взгляд, был тандем. Но Соня захотела вернуться.

— Вы не спрашиваете в таких случаях, почему человек принял такое решение?

— Зачем в этом копаться? Знаете, я за свою жизнь не позвала к себе ни одного спортсмена. Ни намёками, никак. И если ко мне приходят, прошу подумать только об одном — о правильности этого перехода. Потому что, убегая от себя, всё равно никуда не убежишь. Вот я и даю время, чтобы человек хорошенько подумал, зачем он это делает. Мало ли, накричал на него тренер или поругались из-за чего-то. Все ругаются, даже в семье. А вот если переход осознанный и решение уже созрело, спортсмен всё равно уйдёт. Не ко мне, так к кому-то другому.

ЧИТАТЬ ТАКЖЕ:  «Шоу-бизнес — тяжёлая история, но фигурное катание страшнее»: Рудковская — о Тарасовой и Тутберидзе, Навке и Плющенко

— Вы сразу согласились взять Софу к себе?

— Сначала спросила: «Что у тебя с ногой?» Видела, как она каталась на Кубке Первого канала. Да и ко мне она в первый раз пришла в лангетке. Поэтому мы договорились: сначала приводим ногу в порядок, а потом уже будем разговаривать.

— Вы видите какие-то качества, которые способны выделить эту фигуристку среди тех, с кем она будет соревноваться в ближайшем будущем?

— На данном этапе я вообще не имею права рассуждать на эту тему. У меня с девочками пока ещё нет результата. Ни с одной. Была Лиля Биктагирова, которая дважды становилась третьей на чемпионате России, но потом она начала расти — и выросла в моего второго тренера, как говорится.

— Но, если тупо говорить спортивным языком, материал в лице Самоделкиной вы получили хороший?

— Да. У Сони невероятный характер, она боец, причём классный. Она вообще по своей сути победитель, спортсменка до мозга костей. Поэтому я и хочу попробовать ей помочь. У неё есть ещё одно совершенно замечательное качество. Если вы заметили, она всё время забирает внимание на себя, когда катается. Не стоит над душой, не навязывает себя, но ты непроизвольно все время следишь за ней глазами. Это большая редкость в нашем виде спорта.

Вопрос допуска россиян к международным соревнованиям по-прежнему зависит от позиции МОК, заявил в интервью RT генеральный директор…

— Как скоро вы будете пытаться восстановить четверные прыжки?

— Торопиться точно не станем. Тем более что у Самоделкиной, как оказалось, очень непростая травма была. Соня до сих пор ещё тейпированная катается. Плюс растёт, не слишком привычно себя чувствует в связи с этим. Нужно приводить в порядок тело, восстанавливать сложные элементы. Как раз поэтому я приняла решение поставить примерно в одном ключе и короткую, и произвольную программы. Развить Софу в этом направлении, а потом уже смотреть, что ещё можно ей дать.

— Идеи для постановок нашлись быстро?

— Я не очень большой специалист в том, что касается женских программ. Не было такого опыта. И туда металась, и сюда, понимая, что мне ничего не нравится, вообще какая-то ерунда выходит. Сделали с Никитой Михайловым короткую программу, вроде всем она понравилась, начали накатывать. А потом я вдруг услышала музыку Can’t Help Falling in Love в исполнении Дианы Анкудиновой — под неё в показательных выступлениях каталась Саша Трусова с Димой Михайловым. Вызвала к себе Никиту и говорю: «Компонуй мне эту музыку на два-пятьдесят». — «Для кого?» — «Для Самоделкиной, короткая программа». — «Вы что, с ума сошли?»

Вот так мы программу и поменяли. Здесь эмоции убрали, там дорожки чуть переделали, сама Соня понять ничего не может. Но сейчас мне реально нравится то, что у нас получилось.

— Возвращаясь к Кондратюку, вы намечаете себе в этом сезоне какие-то задачи?

— Каждый старт у нас в этом году должен быть праздником, вот так скажу. У Марка сейчас появилось очень много поклонников. Это не цель разве — их радовать? Тем более если образовалась возможность выступать на протяжении всего сезона в собственной стране. Сочи, Саранск, Пермь, Челябинск, Красноярск…

— Вы сейчас пытаетесь меня убедить, что можете быть счастливы, катаясь исключительно внутри России?

— Не в этом суть. Это как с олимпийской медалью: есть определённая ситуация, и ты либо разгоняешь её внутри себя, либо принимаешь и продолжаешь работать. И тупо ждёшь своего шанса.

— Одну из программ, знаю, Марку ставил Илья Авербух.

— Да, показательную.

Илья — это вообще наш крёстный отец, как говорится. Он же Марка, считайте, вырастил как артиста: с десяти лет Кондратюк у него чуть ли не во всех шоу выступал. В том же «Щелкунчике» едва ли не все роли перекатал, кем только не был. И солистом, и в массовке, и ёлочкой… Всегда Илья его брал к себе. Поэтому я даже не воспринимаю Авербуха как какого-то стороннего постановщика. Для нас он родной человек.

— Почему тогда было не попросить Илью поставить Марку и соревновательные программы тоже? Тем более что он на редкость точно всегда попадает и в характер фигуриста, и в музыку?

— Возможно, в будущем мы к этому придём. Сейчас же решили, что, во-первых, у нас есть свой замечательный постановщик Никита Михайлов, который сам вырос в ЦСКА, а в сравнении с ним Илья всё-таки гораздо более занятой человек. Во-вторых, сейчас же не олимпийский сезон. Можно позволить себе много чего пробовать, поэкспериментировать…

— Как вы определяете для себя градацию: эта программа годится, а эта — полная ерунда?

— Интуитивно. Многое вообще случайно складывается. Я как-то перебирала варианты для одной из программ: это не годится, это не годится, это не годится. Нет, нет, нет, нет. Потом от безысходности что-то начали ставить, я посмотрела, а программа-то классная получается. Мои смеются: «Вы же только неделю назад говорили, что всё совсем плохо?» Я такая: «Да? Неправа была…» С другой стороны, сейчас мы уже поставили программы, есть находки и на следующий сезон. Отдельно в папке лежат: несколько вариантов для Марка, один для Сашки.

Существующие ныне критерии оценок в фигурном катании не всегда объективно отражают положение дел, из-за чего концентрация подводных…

— Что представляет собой жизнь Кондратюка вне катка?

— Где он только не бывает. В театрах, в каких-то галереях, на хоккей ходит, на катамаранах катается, встречается с друзьями, вкусненько кушает в ресторанчиках. Всё успевает. Он шевелится. Я же не зря повторяю это слово. Он всё время шевелится.

— Собственные персональные выставки пока не планирует?

— Пока нет. Настроение, видимо, другое. Знаю, что его просили очень уважаемые люди написать картину, но у него не пошло. И он не постеснялся прямо об этом сказать. Не могу, говорит. Не научился ещё под заказ работать.

— Заставлять себя надо.

— Марка? Заставлять? Это же вообще будет аттракцион какой-то. Поэтому я всё время говорю: когда Кондратюк захочет — он всё сделает сам.

— У вас дома есть его картины?

— Хм… Хороший вопрос, кстати. Никогда не дарил, ни одной картиночки. Надо предъявить…